Оказалось, Евгений сам себе придумал работу. Встречает и провожает речные трамвайчики, волочет за собой корабельный мосток, если попросят, снесет вещички. Все по доброте душевной. — Борода уже интервью дает, — кивнули местные мужики на мой диктофон. – Давай, Женька, расскажи про нашу жизнь. «Давать интервью» — его главное занятие. Журналисты, чаще иностранные, в последние годы — как по расписанию. Подходит к дощатой пристани рейсовый дизель, Евгений наметанным глазом определяет нашего брата. Больше ему нравится, когда съемочная группа приезжает. Еще на кораблике попутчики рассказали о том, в какой восторг пришли от общения с Женькой японские телевизионщики. Типаж! В лютую жару ходит в ватнике и резиновых сапогах выше колена. Бородища, как свалявшийся банный веник, не стригся, как предполагают, с тех пор, как умер поселковый парикмахер, лет семь – точно. Японцы его полдня от себя не отпускали, да он и сам бы никуда от телекамеры не делся. Любит это дело. Мне он рассказал давно заученное. О том, как по недосмотру сторожихи сгорел поселковый клуб.
— Когда, — спрашиваю, — пожар случился? — Зимой, — отвечает.
Позже выяснилось, что случилась эта беда зимою 1989 года. Любимец телевизионщиков, как всегда, был точен. Рассказал он, что в поселке есть пожарная машина без передних колес и красный трактор. Но его сломали. Тоже зимой. Это главные, по мнению Женьки, свияжские достопримечательности. Остальное – скукота. — Тезка вас уже просветил? – спросил, улыбаясь, глава местной администрации Евгений Игнатьев. – Действительно, жалко. Была главная тягловая единица. Дровишки нашим старикам подвезти, в стройке помочь. Видать, надорвался. В районе обещают помочь. По случаю выходного дня местная власть встречала журналистов не на рабочем месте. Разместились за дощатым столиком у ближнего берега Свияги. Волга огибает административное образование с противоположной стороны. Остров, который в прошлом веке имел городской статус, с десятком православных храмов, богатой ярмаркой, лучшими кузнецами во всей округе, уникальной церковной библиотекой при Успенском монастыре. — Именно здесь Иван Грозный создал форпост, сыгравший важную роль при взятии Казани, — показал нынешний глава Свияжска в сторону холма, подпоясанного ветхим кушаком деревянных домишек. После войны народ активно строился, и школа с тех пор стоит, и больница, а потом бежали, куда глаза глядят. «Бежали» благодаря решению партии и правительства. Страна, встававшая из руин, нуждалась в электрической энергии. По генплану строительства Куйбышевской ГРЭС большую часть града-острова должны были затопить. Свияжцев, разумеется, не спрашивали. — Отец приехал из Казани – еле на ногах, — вспоминает события полувековой давности Галина Анатольевна Носкова. – Говорит, было совещание – конец нашему Свияжску. Будут водохранилище строить. Луга затопят, всю нижнюю часть с пристанью и постройками. Люди разбирали дома по бревнам, все, что могли, продавали за гроши. Теперь даже кладбище на том берегу Свияги. Чтоб похоронить, надо договариваться с катером. У кого денег нет, тот гребет на веслах. За 3 бутылки водки гроб перевезут. Зимой — за две поллитровки — на санях. Ходили слухи, что у нас держали младшую дочь последнего российского царя, что среди больных находились двое американских летчиков со сбитого самолета-шпиона, будто бы привозили в клинику Василия Сталина. Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. Я пришла сюда работать в середине 60-х, когда действительно стали буйных привозить. От отца что-то слышала о сыне Сталина, но он, когда работал, боялся сболтнуть лишнего, а до пенсии не дожил. Дом Носковых двумя окнами выходит на монастырские стены. Хозяйка вспоминает, как зимою 1997 года пришли сюда по льду пятеро людей в черных одеждах. Психушка к тому времени года три, как закрылась. Трудности с финансированием. На крыльце, увитом виноградной лозой, встретил настоятель монастыря игумен отец Кирилл. — Извините, вовнутрь нельзя. Устав не позволяет. Присели на скамеечке между выстриженными ровными квадратами цветочными клумбами. — У меня спрашивали, зачем мы вернулись туда, где долгие годы калечили людские души. – сам себе задал вопрос отец-настоятель. – Мы пришли замолить чужие грехи и вдохнуть в эти стены жизнь. Это монашеский крест. К слову, история русского Севера – Соловки, Беломорье, происходила во многом благодаря подвижничеству, когда вокруг скита отшельника возникало малое поселение. Начинала теплиться жизнь. Вспомните Сергия Радонежского, Кирилла Белозерского. Был колокол к трапезе, и отец Кирилл, попрощавшись, оставил меня на попечение, как он выразился, собрата по ремеслу. Послушник Николай, в недавнем прошлом — редактор отдела культуры республиканской газеты, отвечает в стенах Успенского за наглядную агитацию. Он прихватил с собою папку, в которой хранит вышедшие из-под пера программные документы. Экземпляр «Памятки паломникам» он разрешил мне обнародовать.
«Вы приехали в монастырь для того, чтобы помолиться у древних святынь, помочь братьям своим трудом. Постарайтесь оставить мирские привычки и манеры за оградой, не вносите духовное разорение в монастырскую жизнь». Немного повспоминали суматошные редакционные будни. Послушник Николай искренне порадовался тому, что для него это уже пройденный этап. Сейчас он мечтает о создании в здешних стенах локальной компьютерной сети и пресс-центра, как это сделано в расположенном неподалеку Раифском мужском монастыре.
Зазвонили к вечернему Богослужению. За коваными воротами по-приятельски кивнули друг другу с отцом Макарием, с которым встретились еще днем на пристани. Бывший капитан спецназа рассказал, что принял постриг после Чечни. Не смог вернуться к нормальной жизни. — Может быть, по случаю воскресенья? — протянул он полупустую пластиковую бутыль. – Портвейн. Благородный напиток. Позволяю расслабиться единожды в неделю. — А как настоятель на это смотрит? — Я это в тайне держу и братию не искушаю. …У трапа катера дожидались глава поселковой администрации, коренной свияжец и его тезка, оставшийся здесь коротать век после того, как съехала спецбольница, а его забыли. — Надо бить во все колокола, гибнет жемчужина русской истории, — напутствовал Евгений Игнатьев. – У нас в прошлом году родился только один младенец. В первый класс в этом году придут двое близнецов. А мы ведь находимся под охраной ЮНЕСКО как уникальный церковно-архитектурный ансамбль. Вот-вот здесь разрешат дачное строительство. Это катастрофа. С катера просигналили второй раз. Услужливый Женька уже подтащил мостки. Мы поднялись на борт, а они остались на острове… Cправка Остров-град Свияжск известен с XIII века как место совершения языческих обрядов.
После основания в 1551 году острова и монастырей он несколько веков считался общероссийской
православной святыней. Здесь были созданы архитектурные шедевры,
считавшиеся уникальными памятниками истории и культуры.
В ходе Гражданской войны Свияжск стал укрепрайоном, где нарком Лев Троцкий подписал указ о расстреле каждого десятого красноармейца в случае отхода с занимаемых позиций. С конца 1920 года остров являлся местом изоляции заключенных, филиалом ГУЛАГа. В монастыре располагалась психиатрическая лечебница. Лишь в 1960 году Свияжск был объявлен памятником истории и культуры. В 1997 году в ведение Казанской православной епархии был передан Успенский монастырь, призванный оживить древний град, привлечь к восстановлению исторического памятника реставраторов, поднять из руин весь остров-реликвию.
Комментарий Виктор МАЛУХИН, официальный представитель отдела внешних церковных сношений РПЦ:
— В последнее время в крупных городах происходит настоящий бум ухода молодежи в монастырь. Далеко не все принимают постриг. Кто-то годами пребывает в послушниках (так называются люди, которые собираются стать монахами, но еще окончательно не решили). Кто-то приходит в монастырь, чтобы привести в порядок свою душу, и подолгу живет там, работает вместе с братией.
|